В годы 1-й Мировой войны психологическая нагрузка на солдат была очень высока, если не сказать непосильна. Один бой длился не несколько дней, а недели и месяцы. Враждующие стороны не видели друг друга: солдаты зарывались в землю, пытаясь избежать града пуль и снарядов. Это была война людей против машин, живой плоти против мертвой стали. Поля сражений представляли собой огромные кладбища, усеянные человеческими останками; часто бывало что солдат разрывало на куски. Для пехоты не было воинской славы. Пехотинцам не приходилось с триумфом вступать на позиции, оставленные разбитым неприятелем. Проходить через покоренные города тоже приходилось крайне редко - линия фронта почти не двигалась. Все это разрушающе действовало на человеческую психику.
    Штурмовики находились в совсем другом положении: они практически не участвовали в обороне и не месили грязь на дне осыпающихся траншей. Их на грузовиках доставляли к линии фронта, после заката они выходили на исходные позиции и с наступлением темноты наносили неожиданный удар по позициям противника. К рассвету штурмовики возвращались на базу, везя с собой трофеи и пленных, а пе- 1 хота оставалась на месте, тоскливо ожидая j неизбежного ответного удара неприятеля. Часто штурмовиков использовали для того, чтобы нарушить договор "живи и давай жить другим", когда солдаты по обе стороны линии фронта договаривались между собой о прекращении огня. Штурмовики носили характерную униформу, у них на плечах висели мешки полные ручных гранат, а на ремне они обычно носили кинжал. Как летчиков-истребителей и моряков-подводников, штурмовиков окружал романтический ореол, они пользовались вниманием немецкой прессы. Если немецкие пропагандистские плакаты в 1914-16 годах эксплуатировали образ средневекового рыцаря, то к 1917 году рыцари уступили место героям с узкими лицами, стальными глазами, в каске, с противогазом на шее и мешком ручных гранат на плече. Такой была внешность нового немецкого воина.
    Штурмовые батальоны использовались для поднятия боевого духа во всей армии. Многие молодые новобранцы мечтали попасть в ряды штурмовиков. Если ночной рейд штурмовиков на позиции неприятеля приводил к ответному удару на этом участке фронта, сообщения о рейде с большим энтузиазмом встречали на других участках. Солдаты, неделями находящиеся под непрерывным артиллерийским огнем, с большим удовольствием читали об успехах штурмовых батальонов. Действия штурмовиков смаковали немецкие окопные газеты, одна из которых, называвшаяся "Der Stosstrupp", имела постоянную рубрику "Stosstruppgeist" ("штурмовой дух").
    Полная блокада немецкого побережья привела к тому, что Германия начала испытывать нехватку продовольствия. Кроме того, резко увеличилась инфляция. После лишений "репной зимы" 1916 года многие немцы потребовали от правительства мира. Солдаты также были охвачены пацифистскими настроениями: если письма с фронта перлюстрировались цензурой, то из фатерлянда на фронт письма шли без цензурных изъятий. Скверные известия с родины подрывали боевой дух солдат. Дело доходило до курьезов; один солдат отправил домой в посылке подметки от своих ботинок, поскольку его родные не могли починить себе обувь (солдату выдали новые ботинки со склада).
    Боевой дух в штурмовых батальонах был гораздо выше, чем в среднем по армии. После реорганизации зимой 1917/ 18 года молодые и сильные солдаты были собраны в ударных дивизиях, а более старшие и менее воинственные пехотинцы остались на вторых ролях. Победа в Кайзеровской битве осталась за Германией, но это означало также и то, что основные потери понесли именно лучшие части немецкой армии. Кроме того, этот успех выявил всю лживость немецкой пропаганды: в то время как официальные источники утверждали, что противник уже почти встал на колени и что в Великобритании обложенной со всех сторон немецкими U-Boot-ами царит голод, солдаты, захватившие в мае английские склады обнаружили там в избытке такие продукты как кофе, шоколад, сигареты и даже ром. Поэтому немецкие пехотинцы не могли устоять перед искушением разграбить все это богатство и темпы наступления резко замедлились. Отличное состояние в войсках противника отмечали даже не привыкшие много размышлять штурмовики. Один из них записал в своем дневнике, что англичане все делают из меди и латуни, словно в насмешку над немцами, испытывавшими острый голод в цветных металлах.

В 1914 году немецкий солдат в полевых условиях получал следующий дневной рацион:

        1. 750 г хлеба или 400 г яичных бисквитов или 50 г полевых бисквитов;
        2. 375 г свежего мяса или 200 г солонины;
        3. 125-250 г овощей или 1500 г картофеля или 60 г сушеных овощей;
        4. 25 г кофе или 3 г чая;
        5. 20 г сахара;
        6. 25 г соли.

    Мясной рацион постепенно сокращался и к концу 1915 года упал до 350 г, а к середине 1916 года - и до 288 г, кроме того один день в неделю сделали постным. В октябре 1916 года суточную норму мяса урезали до 250 г свежего мяса или до 150 г солонины. Солдаты в окопах с июня 1916 года практически не получали больше 200 г мяса в день.
    Младшие командиры в дополнение к пайку получали в день пол-литра пива или 250 мл вина или 125 мл бренди, рома или арака. В день солдатам полагались две сигары или сигареты или 30 г трубочного табака.
    На фронте солдатам часто приходилось довольствоваться сухим пайком. Каждый солдат имел с собой как минимум суточный сухой паек, хотя обычно сухой паек выдавали на несколько суток. Сухой паек состоял из:

        1. 250 г бисквитов;
        2. 200 г солонины или бекона;
        3. 150 г консервированных овощей;
        4. 25 г кофе;
        5. 25 г соли.

    Во время больших сражений 1916 года немецкой пехоте пришлось покинуть свои траншеи. Хотя вырытая по всем правилам траншея служила надежным укрытием, она была слишком заметной целью. Стоило батарее английских 9.2-дюймовых гаубиц пристреляться, как блиндажи становились смертельной ловушкой для немецкой пехоты. После хорошего артналета немецким солдатам приходилось сражаться среди воронок. Однако рассеянных среди воронок солдат было труднее заметить и накрыть новым огнем. С другой стороны среди воронок отыскать пехоту было трудно и продовольственным командам, которые часто возвращались назад ни с чем или плутали так долго, что еда успевала испортиться. Раненных солдат также уже невозможно было отводить в тыл вдоль относительно безопасных траншей, вместо этого их приходилось тащить на плечах по простреливаемому полю, изрытому воронками. Поэтому раненным приходилось дожидаться темноты, прежде чем их отправляли в тыл - разумеется такая задержка многим стоила жизни.

Эвакуация раненных была сопряжена с большой опасностью. Даже если пехота противника не вела прицельный огонь по санитарам, всегда был риск получить шальную пулю или угодить под артобстрел. Густав Эбельхаузер (Ebelhauser) выносил своего раненного товарища по изрытому воронками полю боя на Сомме: "Каждая воронка, каждая щель, каждая дыра в земле разворачивали неприкрытую картину человеческой смерти. Мы прошли мимо солдата, чье тело было все разворочено, а головы не было вовсе... Ноги другого трупа были опутаны кишками, вывалившимися из вспоротого живота еще одного погибшего."
    Эбельхаузер все же добрался до медицинского поста, но его товарищ умер на операционном столе.
    Не менее 80% потерь было вызвано артиллерийским огнем. При взрыве оболочка снаряда раскалывалась на большое количество острых осколков, причинявших ужасные раны. Хотя солдатам выдавали обезболивающее, часто раненных было невозможно эвакуировать с поля боя, превратившиеся в море раскисшей грязи. И все же раненых было так много, что медицинские пункты не успевали с ними справиться и многие умирали так и не дождавшись своей очереди.

До 1914 года болезни уносили больше солдатских жизней, чем пули. Первой войной, где боевые потери превысили потери, вызванные болезнями, стала русско-японская война 1904 года. В годы 1-й Мировой войны солдаты также меньше гибли от болезней: частично из-за хорошей медицинской помощи, частично из-за колоссальных боевых потерь. Единственным достижением немецкой военно-полевой медицины было то, что в немецкой армии не допустили эпидемии тифа, которые вспыхнули в Сербии и России. Постоянная борьба со вшами среди своих солдат и среди военнопленных принесла плоды, и Центральная Европа избежала эпидемии, в то время как в Сербии от тифа умирал каждый десятый.
    В октябре 1918 года в Германии все же началась эпидемия - самая страшная в XX веке эпидемия инфлюэнцы. Вирус испанки был настолько заразен, что смог распространиться по всему миру: летом-осенью 1918 года Европа, Америка и Азия оказались охвачены этой эпидемией. Но больше всего от гриппа пострадала Европа, где население было ослаблено в результате нескольких лет плохого питания. Немногие немецкие семьи избежали этой болезни - лишь в одном Гамбурге ежедневно от гриппа умирало до 400 человек. Эпидемия, которая прекратилась так же быстро, как и началась, унесла жизни 400000 немцев - за последнюю половину 1918 года Германия потеряла больше жизней, чем за всю войну. Для немецкого командования это означало конец войне - даже самые упорные штурмовики не могли сражаться с температурой 40°.
    Общее число потерь Германии в годы 1-й Мировой войны точно никто не смог подсчитать. Приводимые цифры вызывают сомнения: многие документы были подтасованы, другие уничтожены во время войны. Германия потеряла убитыми примерно 2 миллиона солдат: каждого шестого из общего числа мобилизованных. Только одно мартовское наступление 1918 года с последующими наступлениями в апреле-июне стоило Германии 125000 человек убитыми, 738000 раненными и 104000 пленными и пропавшими без вести - всего 963000 человек.